Наследник святой руси: к 75-летию митрополита киевского и всея украины онуфрия

Истории о старце Кирилле (Павлове)

Блаженнейший митрополит Киевский и всея Украины Онуфрий
    

Так – грешный Онуфрий – он всегда и
представлялся, куда бы ни приезжал к батюшке: в
Переделкино ли, в больницу или в подмосковный санаторий,
где отец
Кирилл временами бывал на реабилитации.

И возникало с этим «грешным Онуфрием» порой
целое замешательство. Целое такое трогательное
недоразумение.

Ну и я еще двадцатилетняя тогда была, ничего не знала
толком. И, конечно же, зачем мне надо было помнить все
архиерейские имена? Зачем? Я и в титулах не шибко
разбиралась, путалась всё время.

Звонят с поста на проходной. «Тут какой-то грешный
Онуфрий приехал», – вяло доложит сонный
милиционер.

«Господи, – думаю, – мало ли народу-то
со странностями ходит. Пустишь, так не пойми кого».

И впускали не всех и не сразу. Тем более – таких
вот, «грешных».

А потом выяснялось, что это архиерей ждал больше часа под
воротами. Может, прошелся за это время по территории
Подворья, оглядел знакомые места? Он ведь служил здесь в
бытность свою еще насельником Лавры – это мне
местные старушки позже поведали, полюбили они его тогда и
до сих пор помнили.

Так или иначе, а подходить вторично к постовому и
требовать: скажите, мол, что это не кто-нибудь тут
ожидает, а архиерей, – владыка не мог. Просто не
умел он этого. Ну, бывает такое: солидный опытный
титулованный человек, а чего-то, ну хоть убей, – не
умеет.

И когда наконец всё выяснялось и я с ужасом поднимала свое
лицо, чтобы встретить его праведный гнев, вселенское
негодование, безудержное возмущение, чтобы получить
строгий выговор и беспощадное разоблачение моего
разгильдяйства… Когда наконец я поднимала свое
лицо…

Благословение митрополита
    

Я видела только веселый огонек в его добродушных глазах и
детскую улыбку.

Ни тени недовольства на незадачливую послушницу. Ни тени.

И почему-то становилось весело и легко. Как после
исповеди.

Сердиться он, оказывается, тоже не умеет!

Отец Кирилл его очень любил. За скромность любил, за
непритворное смирение и монашеский настрой.

Как-то владыка приезжал к батюшке на исповедь,
только-только став митрополитом, получив белый клобук.
Клобук, само собою, был надежно спрятан в машине, и
владыка зашел в келью к старцу в одном подряснике –
как обычно, даже без панагии. Стоя на коленях,
поисповедовался.

Батюшка потом рассказывал, что он уже знал тогда, что
владыка – митрополит, но ожидал, что тот сам объявит
ему об этом. Ничего подобного не произошло – не
сказал ни слова. Когда же отец Кирилл начал произносить
разрешительную молитву и назвал-таки его митрополитом сам
– в ответ не последовало никаких возражений. Только
и всего.

Батюшку это умилило тогда: надо же! Ничего так и не
сказал. Какой скромный.

А сегодня, когда митрополит
Онуфрий уже Блаженнейший всея Украины, когда на плечи
его легла небывалая тяжесть и ответственность – он
по-прежнему продолжает регулярно навещать парализованного
отца Кирилла, дорогого своего духовника и наставника.

Архимандрит Кирилл (Павлов) на одре болезни
    

Казалось бы, что ему с этих поездок через московские
пробки к нам, в Переделкино? Если несколько лет назад
старец мог еще его узнать и даже еле слышно
поприветствовать, то теперь эти встречи проходят в
молчании. Но несколько раз в году Блаженнейший отодвигает
плотный график своих дел и едет навестить тяжелобольного.

Чтобы несколько минут постоять у его кроватки, помолчать.
И как знать, может, и поговорить на том таинственном
языке, который ведом только людям духовно близким.

Он уважительно и кротко выслушивает наши скромные, подчас
бессвязные рассказы о батюшкином здоровье. И здесь ему
важна любая деталь, любая мелочь: как часто батюшку
причащают, не повышалась ли у него температура, не нужна
ли нам какая-нибудь помощь.

Когда отец Кирилл
еще немножечко мог говорить, он при виде владыки Онуфрия
повторял неизменное: «Наш родной приехал».

А мы – сложили это в сердце своем.

3 сентября 2015 г.

Сколько мог, я всегда ко всем относился с уважением

— Потом были Черновцы … Можете рассказать, какая она, православная Буковина?

— Думаю, все регионы имеют свою специфику. Так же и Буковина. Это — многонациональная область. Там живут украинцы, русские, румыны, молдаване, евреи, поляки, грузины. И традиционно все всегда жили в мире. Каждый свое держал, но по-житейски друг с другом не соперничали, помогали и жили дружно.

Вот когда началась перестройка, распад Союза, то на волне национализма стали расшатывать область: украинцы хорошие, а больше никто…

Тогда приходилось много прилагать усилий, чтобы показать, что все хорошие перед Богом. У Бога нет ни украинца, ни русского, ни американца, ни еврея, ни белоруса, а есть Его чадо. Есть творение Божие, и есть Творец. А то, что мы стали нациями, заслуга не добродетели и греха. Грех нам сделал разделение на нации. Вавилонская башня была плодом гордыни человеческой, и чтобы это безумие остановить, Господь смешал у людей языки. До этого все говорили на одном языке, друг друга понимали.

Когда на Афоне я был у одного отшельника — старца Иосифа в районе Великой Лавры. Мы общались: он греческом, а я — на русском, и между нами был переводчик. Мы поговорили, потом он покачал головой и говорит: «Э-э-эх, что с нами сделал грех! Нам теперь нужны переводчики… ».

Каждый хвастается, что его нация лучше другой. И предпочтительной перед Богом может быть не нация, а человек! Если нация будет единодушной в любви к Богу, то, конечно, будет приятно. Но Бог меня ценит не за то, что я украинец, или русский, или еще кто, а если я страх Божий имею, боюсь Бога. Если Бога слушаюсь, хочу творить волю Его, я приятен Богу. Если нет, то какой бы нации ни был, я буду самый последний.

И когда началось националистическое движение в Черновицкой области, я сколько мог пытался в этом не участвовать и людям всегда, где возможно было, говорил, что у Бога нет нации, у Бога есть Его творение. Он одинаково любит как негра, так и белого, как белого, так и желтокожего. И кто больше смиряется перед Богом, кто больше старается жить по заповедям, то для Бога будет лучшим.

И потихоньку все затихло. Какие-то небольшие всплески были, но люди живут в мире и согласии до сих пор.

— Удивительно, что слово о мире люди восприняли. Сейчас призывать к миру — это неблагодарное дело…

— Надо показывать примером. Священник должен проповедовать не только словом, а всей своей жизнью. Конечно, каждый человек должен так делать, но в первую очередь, это касается священнослужителей.

Я всегда старался, чтобы мои дела не расходились со словами, чтобы я не жил в двух плоскостях — одно говорю, другое делаю. Что говорю, то и стараюсь делать.

Сколько мог, я всегда ко всем относился с уважением; всех любил — насколько мог любить, помогал — насколько мог помогать. Люди видели, и это, думаю, действовало более слов. Человек на уважение всегда отвечает уважением.

— Вообще удивительно, как Вас верующие из Черновцов отпустили, после 24 лет Вашего управления епархией. Наверное, буковинской пастве это трудно было сделать…

— Как отпустили … Я и не отпрашивался. Как поехал зимой на Синод, так и не вернулся.

Когда в феврале была угроза нападения на Лавру, мне позвонили, позвали на Синод. Я отслужил в воскресенье, собрался и поехал. На Синоде определили мне нести послушание Местоблюстителя. В Черновцы уже не ехал, так и прожил в Лавре полгода. А потом избрали на эту должность.

Отшельническая жизнь

Плотские немощи, бесы, капризы природы одолевали святого Онуфрия Великого, житие которого прошло в одиночестве, вдалеке от людей.

Господь не оставлял Онуфрия, помогая во время:

• зноя;
• ночного и зимнего холода;
• болезней;
• плотской немощи;
• голода.

60 долгих лет провел пустынник вдалеке от людей, но близко к Богу, даровавшему защиту и пропитание. По прошествии времени одежда отшельника просто развалилась на куски, но Творец покрыл тело старца густым волосяным покровом.

Важно! Ангел-хранитель ежедневно приносил хлебные лепешки, а по воскресеньям Божий посланец даровал святому особое утешение, принося причастие, укрепляющее силы отшельника продолжать подвиг уединения. В тот момент, когда тоска по людям накрывала Онуфрия, Ангел демонстрировал ему картины рая и жизнь святых в нем. Через 30 лет испытаний Господь даровал пустыннику удивительную пальму с 12 ветвями, каждая из них приносила плод в определенный месяц, так что отшельник получал сладкие фрукты целый год

В один из дней около пещеры забил источник с живой водой

Через 30 лет испытаний Господь даровал пустыннику удивительную пальму с 12 ветвями, каждая из них приносила плод в определенный месяц, так что отшельник получал сладкие фрукты целый год. В один из дней около пещеры забил источник с живой водой.

Когда я поступал в семинарию, то «сжег» за собой все мосты

— После школы, когда встал выбор жизненного пути, у Вас были колебания, что делать в жизни дальше?

— У меня были большие планы! Я себе так мечтал: поучиться в вузе, закончить его, а затем пойти в семинарию.

После школы окончил профессионально-техническое училище, потом пошел на подготовительные курсы в университет. Год проучился и поступил в Черновицкий технический университет на вечернее отделение. Днем я работал — надо же было на что-то жить, потому что отец не помогал. Не то что не мог помочь, мог, но не делал этого принципиально. Говорил: «Я вас вырастил, вы получили образование, теперь вы мне должны помогать, а не я вам». И не давал ни копейки. Поэтому я должен был работать. И работая днем, вечером ходил на учебу.

У меня откуда-то появилось страшное желание учиться! Хотя в школе учился, можно сказать, с нерадением. Окончил школу без «троек», но и сам не знаю, как, потому что никогда ни книг не было, ни портфеля — одна тетрадь у меня была на все случаи жизни.

А потом я с таким желанием учился … Работаю до 4-х или 5-и часов дня, прихожу домой, поем, в шесть начинались занятия в университете и до 23.30. Пока дойду домой — уже 12, пока улегся — полпервого. В половине седьмого вставать, и так — каждый день. Я спал, где мог — в троллейбусе, автобусе. Только сел — и сплю…

— Кем работали?

— Электриком. Сначала работал по монтажу слаботочных линий (окончил училище по этой специальности), а затем, когда поступил в университет, работал на ткацкой фабрике электриком.

Ну и учился. И учился везде! Приеду в деревню, сяду на печь, возьму книги и решаю задачки… Люди-то говорят, а я себе своим занимаюсь.

Окончил три курса университета и думал кончать еще два, но для этого нужно было перевестись или в Одессу, или в Киев и выбрать специализацию. Попробовал перевестись — не получается. А я не хотел учиться заочно, мне нравилось слушать лекции, отвечать на семинарах, лабораторные работы выполнять. И в университете я был среди лучших студентов, меня даже на радио приглашали выступать.

Сел я тогда на площади на лавочке и подумал: «А надо ли мне дальше учиться?» Все равно не буду по специальности работать, пройдет два-три года, и все забуду. Общеобразовательные дисциплины, которые я за три года университета изучил, в жизни понадобились — история, математика, химия, физика. А дальше проходить специализацию — зачем? И решил, что дальше не пойду. Оставил университет после третьего курса и поступил в семинарию.

— Это было время открытых гонений на верующих. У Вас не было сомнений, ведь молодым людям препятствовали поступать в духовные учебные заведения?

— Как вам сказать … Не было сомнений. Даже когда поступал в семинарии, то «сжег» за собой все мосты. Забрал из университета документы на продолжение обучения в высшем учебном заведении, и эти документы подошли для семинарии. Я выписался из города, снялся с воинского учета и уехал, не зная, поступлю или нет. Но возвращаться обратно не собирался, это было бы для меня трудно. Никто из моих друзей не знал, что я выберу такой путь — в семинарию пойду.

Решил так: если не поступлю, останусь в монастыре на каком-нибудь послушании, назад не вернусь. Но Бог дал, меня зачислили, и не пришлось использовать свой​​, таксказать, «планБ»(улыбается).

— Монашеский постриг Вы приняли за год до окончания семинарии, то есть, опять «сожгли мосты»?

— Монашеский постриг принял в 3-м классе семинарии. Я поступил сразу во 2-й класс, в 1969 году, а уже через год был зачислен в число братии Троице-Сергиевой Лавры. Тех, кто учился в семинарии, в братию принимали быстро. В конце 1970 года поступил в Лавру, а в марте месяце 1971 меня постригли.

— Как Вы вообще решили принять постриг?

— Да сам не знаю, как… Так быстро все получилось. Честно говоря, в своей жизни до семинарию я монахов живых не видел, монастыри все были закрыты. Но, наверное, такое было Божие призвание — иначе не объяснишь. Бог призвал меня, и я пошел.

— А были рядом с вами люди, которые становились для Вас неким духовным идеалом?

— В Лавре были иноки, которые для нас стали образцом жизни и служения Богу и Церкви. Особенно архимандрит Кирилл (Павлов). Он и сейчас жив, но болеет, ему 95 лет… Он был авторитетом не только для меня, для многих. Прошел всю войну, после войны поступил в семинарию, был очень смиренным, кротким монахом. Наверное, за то, что он всех любил, все его любили и уважали.

Документы, литература

• ГА РФ, ф. 6343, оп. 1, д. 263, л. 85.
• Польский, М., протопр., Новые мученики Российские, М., 1994 (репр. Джорданвилль, 1949-1957), ч. 2, 122.
• Мануил (Лемешевский), митр., Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 гг. (включительно), Erlangen, 1979-1989, т. 5, 278.
• Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917-1943: Сб. в 2-х частях , М., 1994, 876.
• Никодим (Руснак), митр., Сборник служб и акафистов Харьков, 1996, 118-163.
• Православный церковный календарь, М.: изд. Моск. Патриархии, 1995, 56.
• Деяние Юбилейного Освященного Аpхиеpейского Собоpа Русской Пpавославной Цеpкви о собоpном пpославлении новомучеников и исповедников Российских XX века, Москва, 12-16 августа 2000.
• Дамаскин (Орловский), игум., Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ столетия: Жизнеописания и материалы к ним, Тверь, 2000, кн. 4, 154-201, 471-474.
• «Соловецкий мартиролог,» Православный церковный календарь 2001 г., изд. Соловецкого монастыря.

Вдохновляющие мысли блаженнейшего

О вере

Не смотрите на то, что предлагает мир: мир ведет человека не к Богу, а от Бога.

Для того, чтобы спастись и быть причастником вечной жизни и блаженства, человек должен иметь веру в сердце. Вера в сердце рождается от дел.

О счастье

Настоящее счастье — это когда человек живет с Богом, потому что Бог является источником спасения, счастья и блаженства человека.

У каждого человека бывают светлые дни, когда все вокруг кажется радостным, и пасмурные дни, когда все вокруг кажется человеку темным и печальным. Мир не меняется, меняется человек. Когда человек видит все красивым, то видит через свет Божий, которое в нем самом. Когда человек не видит той красоты, то грех, как очки, приходит в глаза душевные, и человек все видит во мраке и сам плохо себя чувствует.

Фото: Telegram-канал Правблог

О том, как жить

Христос учит нас, как правильно жить на земле: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за Мною» (Мк. 8: 34).

Человек должен следовать за Христом тем путем, который Господь указал нам в Священном Евангелие, взяв свой духовный крест, состоящий из болезней и скорбей, которые являются следствием наших грехов.

Человек должен делать добро. И для того, чтобы быть способным творить ближним жертвенные и добрые дела, человек должен себя сделать добрым, должен научить себя добру. Человек делает себя хорошим только через молитву и пост. Делая добро, человек тоже делает добро — освобождает себя от ненависти, злобы, вражды, от гордыни, которая искажает наш духовный образ, что делает нас духовными уродами.

О богатстве

Святые отцы говорят, что человек подобен орлу — величественному, красивому, сильному. Но если орел зацепится одним когтем за что-то на земле, он не сможет взлететь. Он должен быть свободным всем своим телом от земного. Так и человек, чтобы взлететь к Богу, должен освободиться от земных уз.

Спасение — это особый талант, который Бог дает человеку не по долгу, а по милости. Принять этот дар может только тот человек, который духовно совершенствуется, который живет по заповедям Божьим.

Мы должны жить ради земного богатства, но должны использовать его так, чтобы оно было не для смерти, а для спасения. Если есть богатство, протяни руку бедному, тогда и ты сможешь войти в Царство Небесное.

На фото: митрополит Онуфрий голосует на выборах

О духовном корабле

Господь создал Церковь, которая является духовным кораблем, ведет человека через бурное море земной жизни к вечной цели спасения. Дьявол, зная, что Церковь — корабль спасения, воюет против Церкви.

Сначала уничтожить Церковь пытались посредством физического уничтожения христиан. Однако кровь мучеников стала семенем христианства. Один христианин умирал, вместо него появлялись десятеро. Тогда дьявол стал провоцировать ересь и расколы. Православных было немного, но они победили, потому что истина всегда побеждает ложь.

Правда — вечна, а ложь — временна. Правда ведет к Богу, а ложь ведет к смерти. Будем хранить чистоту Православной веры, которая открывает человеку двери Рая и ведет человека к вечному спасению на небе.

Моего отца-священника уважали даже советские начальники

— Ваше Блаженство, мы знаем, что отец Ваш был священником. Были еще священнослужители у Вас в роду?

— Да, я родился в семье священника. Также был священником родной брат моего отца. Он служил в нашем селе, еще когда Буковина была оккупирована Румынией. Отец принял сан уже в советское время.

— Наверное, тогда было нелегко выбрать этот путь …

— Нелегко … Отец сначала работал заведующим складом в колхозе. Там столько всего — начиная от хлеба, продуктов всяких и заканчивая хозяйственными товарами — лопаты, грабли. Я к нему приходил, маленьким еще, лазил по тем складам — интересно было…

Отец не учился в семинарии, окончил пастырские курсы при епархиальном управлении. Были такие в 50-х годах. Мы, маленькие, и не знали, что он пошел на курсы. А потом принял сан.

Могу сказать, что отца у нас в селе очень уважали. Он много работал, и зарабатывал, я думаю, неплохо. Но все оставил и стал священником. За это его уважали все, даже советские начальники.

Служил он не в нашем селе. У нас тогда была один сельсовет, но разделенный: село, где я родился, называется Корытное, а второе — Бережонка. Вот в Бережонке он и служил. Многих крестил на дому, венчал. Люди ему доверяли.

Помню, как я, уже монахом, приезжал домой в гости, поздно вечером люди приходили к нему крестить детей. Подъезжает машина, из нее выносят ребенка, тихонько идут с ней в дом. А в доме уже все готово для крещения. Иногда и венчал ночью.

— Хватало у него времени на общение с вами, детьми?

— Общался, но свободного времени не так уж много было. Священник всего себя отдает людям, а для семьи остаются такие крошки — словно крохи со стола. Приходит он домой после богослужения усталый и изможденный. Надо просто терпеть, НЕ выворачивать его наизнанку — мол, говори с нами, рассказывай. Он, может, уже и языком едва двигает…

Но были времена, когда он нам рассказывал что-то из житий святых. Помню, маленьким еще был, то он рассказывал о святителе Василии Великом — бывший ученый, оставил все и пошел в монахи. И как становился он на молитву, солнце светило ему еще в затылок, а как кончал молитву, то солнце светило уже в лицо. То есть всю ночь он молился — от заката до восхода солнца. Так мне запомнилось это, что я тогда подумал: «Я таким хочу быть!» Потом об этом забыл, вырос таким, как и все дети…

Но в церковь я все время ходил. Не всегда с охотой, правда… (улыбается и держит паузу — ред.). Хотелось в футбол играть: в воскресенье в первой половине дня команды собираются, а мама: «В церковь, собирайся в церковь». Отец шел очень рано, мы не ходили с ним. Он вставал еще затемно, читал правило и затем шел, а мы уже к началу Литургии. Мама нас собирает, ведет, и было, что я сетовал: «Боже, так хорошо, ребята играют в футбол, а мне в церковь идти».

— Почему тогда, в такое время — расцвет атеистических настроений — Ваш отец принял решение стать священником, что на него повлияло?

— Я не могу сказать. Думаю, это был порыв его души, призвание. Если нет Божиего призвания, то никто не сможет это понести. Ведь он себя обрек на позор и поругание. Люди его очень уважали, но в обществе, в государстве тогда все говорили, что попы — это мракобесы и обманщики.

— Как вы, дети, воспринимали такое отношение к отцу?

— Да нас тоже не хвалили. Мы ходили в церковь, никогда от Бога не отрекались. Нас тоже обзывали, но мы терпели. А что было делать? Было такое время, что не было вариантов.

— Вы были пионером, комсомольцем?

— Честно говоря, не был ни пионером, ни комсомольцем. Моя классная руководительница была женой моего старшего брата, то есть человек не чужой. И как сказали, что будут принимать в пионеры, то я в тот день в школу не пошел и так в пионеры НЕ поступил. Но она меня заставила надеть галстук и ходить в нем, потому что ее и так упрекали: мол, за невестку попа…

И в комсомол я не вступал. Хотя нас в прямом смысле слова заставляли: вызвали в учительскую, ставили на колени (нас несколько было ребят, которые не хотели вступать в комсомол). Мы часами стояли на коленях…

— Сколько у вас детей было в семье?

— Четверо.

— Вы самый младший?

— Предпоследний (улыбается задумчиво). Нас было три брата и после меня младшая сестра.

Старший брат также стал священником. Уже года два, как он умер, и все остальные братья и сестра умерли, я один остался.

В Почаевскую Лавру я пришел как слуга и уважал всех. Ну, и они в ответ терпели меня

— Бурные события ХХ века — Великая Отечественная война, послевоенный голод, репрессии, хрущевские гонения — какими Вы их помните?

— Послевоенное время смутно помню, потому что родился уже при советской власти — в конце 1944 года.

Подъем послевоенный помню. Очень бедно жили люди, нищета была крайняя и еще и голод. Но… Не знаю, с чем это можно связать, но люди пели. Целый день ребята, девушки работают в поле, а потом идут по всему селу и поют! Рано не пели, потому выходили на рассвете, а вечером идут с работы, наработаются сильно, а всё равно поют.

Я считаю, что тогда была динамика на улучшение. Хоть и бедно жили, но движение уже шло. Люди это чувствовали, и, наверное, это давало им такой оптимизм.

— Знаете, Блаженнейший Митрополит Владимир когда в интервью тоже говорил именно об этом. Что люди пели — как по радостным поводам, так и по печальным. А сейчас все молчат. Как Вы думаете, что может Церковь сделать для людей, чтобы они…

— Запели?

— По крайней мере, захотели спеть…

— Думаю, что сегодня мир пошел немного другим путем развития. Современные средства коммуникации, информации загоняют человека в другую плоскость жизни — нереальную. Общение идет по интернету, скайпу. Одно дело, когда мы сидим и видим друг друга — может быть, не столько слов скажем, сколько поймем, ведь часто эмоции говорят больше слов.

А эта нереальная плоскость человека связывает. Нереальность — это некая ложь, а ложь — это грех, а грех связывает человека. Человек этого не осознает, он связан грехом, как узами, и не может расправить грудь и спеть.

— Несколько лет Вы были наместником Успенской Почаевской Лавры. Какой Вы запомнили Лавру?

— Почаевская Лавра — это монастырь, который многое пережил. Многое претерпели ее насельники в советское время: притеснения, гонения, попытки закрыть Лавру…

Когда я приехал туда, мне братия рассказывала, что им пришлось выдержать. В Москве, в Троице-Сергиевой Лавре, власть не могла себе этого позволить, а на периферии устраивала настоящий вандализм. При облавах братия пряталась, кто где мог. Всех, кого находили, тащили волоком к машинам, забирали, арестовывали, бросали в тюрьмы. Монахи в тюрьмах сидели.

И насельники Лавры выдержали все, они были истинные мужественные борцы за веру.

Я приехал, а там — почти все были герои (улыбается, продолжает рассказ живо и с юмором). Каждый — самородок: тут тебе и бриллиант, и аметист, и различные-различные драгоценные камни …

— И как Вам было там наместнику, среди такой казны?

— А я не предлагал себя им как авторитета. Пришел как слуга и уважал всех — и аметистов, и бриллиантов, и изумрудов. Ну, и они в ответ терпели меня…

Хоть каждый и был сам себе авторитет, и если надо было стоять за Церковь, то стоял каждый по-своему, но до смерти.

Сделал упор на делах милосердия

Все украинские религиозные организации ведут гуманитарные проекты, которые с началом войны на Донбассе актуализировались — помощь армии и беженцам, сбор гуманитарной помощи и средств. УПЦ, являясь самой большой украинской церковью, помогала не избирательно и не пиарилась на этом, ведь дела милосердия и помощи ближнему — наиважнейшие обязанности христиан. Обеспечение необходим: лекарствами, продуктами, одеждой и убежищем всех пострадавших от войны по обе стороны фронта, посредничество в обмене пленных — в этом уникальный опыт и заслуга УПЦ во главе с митрополитом Онуфрием. 

Победа митрополита Онуфрия: Церковь не собирала средства на орудия убийства. Наоборот, аккумулировала помощь для защиты жизни. Это будут помнить всегда, равно как и священников националистических религиозных организаций, которые фотографировались с оружием в руках на линии фронта.