«про нас все забыли!» как живут дети, которым удалось спастись на сямозере, и родные погибших школьников

Юлия Король: «Как солдат после войны…»

tass.ru |
Юля Король / Фото Михаила Почуева

Юля — наверное, самая известная из «сямозерских» детей. Она оказалась в перевернувшемся каноэ, смогла вытащить из воды несколько человек, а потом пешком, в одних носках шла 4 километра до деревни Кудама, чтобы позвать на помощь. В походе Юля была вместе в братом-близнецом Димой, и сначала думала, что он тоже погиб. К счастью, выяснилось, что мальчику удалось выжить. О подвиге Юли заговорили сразу, правда, большинство СМИ показали фото совсем другой девочки — Наташи.

А Юля 22 июня была госпитализирована в клинику, где провела почти месяц. 16 июля 2016 года глава МЧС Владимир Пучков наградил девочку медалью «За спасение погибающих на водах» и вручил, как сообщали информагентства, ценный подарок.

При ближайшем рассмотрении ценным подарком оказался учебник по ОБЖ. Об этом с возмущением рассказал писатель Андрей Егоров (топовый блогер rovego) в своем ЖЖ.

Андрей Егоров, писатель, журналист, блогер:

— Четырехтомник по ОБЖ, в котором рассказано о героических поступках, которые совершили дети, когда взрослые не выполнили свои задачи и обязательства. Пучков обещал, что подвиг Юли будет внесен в следующий том. Интересно, ее это сильно обрадовало?

По словам бабушки Юли Галины Гончаровой, после трагедии девочка замкнулась в себе, перестала разговаривать, отказывалась от еды. После случившегося ее мучали кошмары.

Галина Гончарова, бабушка Юли Король:

— Она замкнулась в себе, не разговаривает, не кушает. Как будто никого не видит и не слышит, в своем мире. Застопорился человек и все. Мальчика, которого она не могла вытащить, и когда он разбился головой, она видит перед глазами, потому что это может так проявляться, ночью она будет спать, а у нее вот так перед глазами. Потом опять пропадает. Это как солдат после войны…

Бабушка растит Юлию и ее брата фактически одна. Мама Юли и Димы пережила три инсульта, ей самой необходим постоянный уход, а отец близнецов участия в воспитании детей не принимает. Когда Юле понадобились деньги на лечение — ей предстояло проходить реабилитацию в течение нескольких месяцев — совершенно незнакомая девушка из Калининграда на своей страничке в соцсети опубликовала сообщение с предложением помочь Юлии. На него откликнулись сотни человек. Люди попросили бабушку открыть два счета: один — накопительный на Юлю, без права снятия до 18 лет, второй счет был открыт на имя бабушки. В сентябре 2016 Владимир Путин подписал указ о награждении Юли медалью медалью «За спасение погибавших». В декабре Юля стала победительницей номинации «Частное лицо года» по версии издания «Ведомости».

По словам бабушки, Юле трудно вспоминать о трагедии даже спустя длительное время.

Галина Гончарова, бабушка Юли Король:

— Ей вопросы начинают задавать по поводу этого — она плакать начинает. Но сейчас уже лучше. Сейчас она отдыхает в «Артеке». Они вдвоем с братом плавают, купаются. Никакой боязни воды не развилось.

Об этом Галина Гончарова рассказала журналистам через год после сямозерских событий и поделилась планами внучки на будущее — Юля собирается связать свою судьбу со службой спасения.

Страница Юли в соцсети ничем не отличается от профиля обычной девочки-подростка: фото из «Артека», демотиваторы, котики… Ничем, кроме статуса: «Я никогда не забуду тот день, что со мной произошло за всю мою жизнь».

Журналисты узнали о том, как живут семьи погибших детей после трагедии.

«Удалила все аккаунты!»

Мы пьём чай, и я боюсь произнести слово «Карелия». После катастрофы Юля приходила в себя несколько месяцев. Ночами её мучили кошмары. 

«А мы наконец стали снова ходить в бассейн, — помогает мне Юля. — Правда, я теперь не могу на спине плавать, захлёбываться начинаю. Это после Карелии у меня паника, я тону, хотя с плаванием на животе проблем нет».

«В этом году Юлю выбрали старостой, — улыбается бабушка. — В классе её все поддерживают и уважают». Юля меняется в лице и, пока бабушка не слышит наш разговор, вздыхает: «На самом деле некоторые после Сямозера возненавидели меня, хотя их там и не было. Например, на этой неделе мой одноклассник сказал: «Чтоб ты сдохла! И хорошо, что все дети, которые у тебя там погибли в Карелии, тоже сдохли!» Он извинился только вчера, и то только после того, как я рассказала о случившемся учителю и психологу. Он со второго класса меня задирает, но раньше он не знал о моём больном месте, а после Карелии знает и каждый раз пытается уколоть».

По этой же причине девочка удалила свои аккаунты из соц­сетей. «В течение нескольких месяцев, особенно в самый острый период, ей постоянно приходили сообщения из разных городов страны. Писали очень много гадостей, обвиняли её или просто злорадствовали, — уточняет Галина Петровна. — А она девочка ответственная, старалась всем ответить, что-то объяснить. Но в итоге поняла, что больше не может, и уже два года не появляется в Интернете».

Мы разговариваем в комнате Юли и Димы. На письменном столе у детей стоят фото и икона Богородицы. На фото — Юля с наградами после спасения детей на озере. А на иконе браслет — точь-в-точь такой же, как и на руке девочки. «Этот браслет я боюсь потерять, он мой талисман. Мне кажется, именно он спас мне жизнь в Карелии. На нём изображён Бог, и я очень боялась, что он спадёт с руки. Как только он соскальзывал, я начинала тонуть, но подхватывала его — и выплывала. Попросила бабушку купить мне такой же, а тот я больше не надену, буду хранить».

Юля Король

Юле Король 13 лет, у нее брат-двойняшка Дима Король, который тоже был в лагере. Во всех СМИ, кстати, показали не Юлю Король, а девочку Наташу из нашего отряда. Как только перевернулись канойки, она упала под воду и пошла вниз. Потом начала молиться и её вытянуло наверх. Она попыталась кого-то спасти, но их уже относило течением.

Она видела смерть некоторых детей, когда их разбило об скалы. Она взяла одного мальчика на воде – живого, а на сушу положила мертвого. Еще одного она взяла, он ей сказал «спасибо» и тоже умер. Она спасла одного или двух мальчиков, если бы их не увидели, то они могли бы тоже умереть от переохлаждения.

Когда Юля была в другом лагере, она увидела, как старшие семилетнего мальчика топят. Мне говорили, что вожатый всё это видел, но просто отвернулся и ушел. Она спасла этого мальчика, откачала. Если б не она, этот мальчик тоже бы погиб.

Юля пыталась помочь вожатому Валере, а он тянул детей на себе. Если бы не он, то было бы больше смертей.

Насколько это жутко. А когда мы были в аэропорту, она сидела и себя винила в их смерти, что она не смогла их спасти. Мы с психологами пытались её успокоить, но она эмоций вообще не проявляла, мертвое лицо просто.

Когда нас отправляли в Москву, я пытался находиться рядом с Юлей. Ребята к ней подходили, её успокаивали, потом уходили. Но Юля была без эмоций, она до сих пор в шоке. Сейчас она в больнице, рисует жуткие рисунки, а рисует она хорошо…

Меня очень обрадовало, когда она улыбнулась. Когда мы ехали уже в Москве, она в последний момент улыбнулась. А так она долгое время находилась вообще без эмоций. Это страшно увидеть ребенка, вообще человека без эмоций на лице. Все говорят: «Поплачь», – а она не хочет. Она говорит: «Я уже поплакала». «Посмейся», – пытаюсь её развеселить. А она: «Я уже посмеялась». Говорят: «Съешь печеньку». А она: «Да я уже не хочу».

Вожатая Люда тоже спасла скольких смогла. Мне очень стало обидно, что вожатых после этого поливали грязью и говорили, что это они виноваты в смерти детей. Люда лежала в больнице после этого, сейчас она уже дома, с ней уже всё хорошо.

Смертельный груз

Лето-2016. Июнь. Карелия. Спортивный лагерь. Сплав на каноэ и лодках. В то лето эта н­овость не сходила с экранов: 47 детей вывели на неспокойную воду. Инструкторы неопытные. В местной скорой отчаянный дет­ский крик о помощи приняли за дурную шутку — и никуда не поехали. Череда нелепых случайностей и равнодушие взрослых стоили жизни 14 подросткам.

Но для неё это не обрывки хроники, а кошмар, который теперь останется с ней на всю жизнь. 12-летняя Юля, прекрасный пловец, помогала тонущим выбраться, буквально тащила на себе друзей от места катастрофы к берегу. И даже когда вдруг поняла, что плывёт с мёртвым ребёнком, девочка не отчаялась — вытащив одного на сушу, вновь ныряла за следующим.

Ей не было страшно, когда перевернулась лодка («Да, я была без жилета, но плавать-то умела!»). Не было страшно, когда осознала, что кого-то из детей она доставила к берегу уже мёрт­вым. Ей не было страшно оставить спасённых, мокрых, перепуганных, дрожащих от холода, на берегу и в одиночку бежать за помощью в ближайшую деревню. Не было страшно настаивать, чтобы сотрудники МЧС всё-таки всерьёз отнеслись к её словам и наконец приехали, и вернуться обратно к своим, живым и мёртвым.

Страшно ей стало потом. Когда всех нашли и доставили в без­опасное место. Когда она поняла, сколько тех, с кем она и её брат Дима играли ещё вчера, так и остались на дне озера. Когда она вспомнила, скольких сама тащила вроде живыми, а принесла мёртвыми. 

«У неё лицо было мёртвое» — так вспоминали про Юлю тех дней. Не могла плакать. Не могла улыбаться. Не могла вспоминать — и не могла перестать слышать их голоса, уже из вечного мрака: «Жень, это ты тут?» — разговаривала, лёжа в девчачьей комнате в лагере и глядя в потолок. Юля попросила о психиатрической помощи сама. Признавая ситуацию, называя вещи своими именами. Король и на суше продолжала делать то, что удавалось немногим взрослым. 

Александр Браун: «Кажется, все и забыли о нас!»

aif.ru |
Александр Браун / Фото из семейного архива

Московскому школьнику во время сямозерской трагедии было 13 лет. Вместе с другими детьми он находился в рафте, который во время шторма прибило к острову. На рафт брали в основном крепких парней, поскольку на нем нужно было везти не только людей, но и почти всю провизию — еду, спальники, мешки, одежду.

Александр Браун, школьник:

— Нас волнами понесло к острову. Нам повезло, мы обошли камни и кое-как зацепились за этот остров. Там мы разбили лагерь, развели костер, согрелись. У меня оставалась зарядка на телефоне, и я поддерживал связь с сестрой. Тут же позвонил и сказал, что жив и здоров. А в это время каноэ уже перевернулись. Мы этого не знали. Естественно, ночевать нам всем пришлось на острове. Утром нам дозвонилась администрация лагеря. Оказывается, к нам давно выехало МЧС. Мы были счастливы, что будем спасены. Я с этой новостью начал звонить своей сестре, а в трубке услышал: «Саша, ты жив?».

Александр вспоминает, что, уже вернувшись в Москву, несколько месяцев он жил на успокоительных, каждая мелочь могла напомнить о трагедии.

Александр Браун, школьник:

— То я увижу кепку, которая была на погибшем Сереже, то услышу музыку, которая играла у меня в голове в момент шторма. Все это доводит меня до истерики. Мне купили сильное успокаивающее, я банку съел уже, не сильно помогает.

Тогда Саша говорил, что боится находиться на воде, даже просто лежать на надувном матрасе. Но спустя несколько месяцев страх исчез, и сейчас юноша готов снова отправиться в походный палаточный лагерь, даже в Карелию.

Александр Браун, школьник:

— Я не боюсь. Я считаю, что детей нужно отправлять в такие лагеря. Моё поколение ленивое, только и делает, что сидит в Интернете, а ведь в палаточном лагере мы постоянно в движении, общаемся друг с другом лично, а не в Сети. Я даже детей будущих своих не буду бояться отправлять в такие лагеря.

Первые две недели после той истории репортеры звонили подростку чуть ли не ежедневно. Но сейчас о сямозерских событиях уже никто не помнит.

Александр Браун, школьник:

— Сегодня, кажется, все и забыли о нас. Даже в собственной школе. Когда я пришел в сентябре, учителя на меня внимания не обратили. Только классная руководительница немного посочувствовала, поговорила со мной. И лишь когда затрагивали тему Сямозера, другие учителя вздыхали: «Бывает!» Одноклассники первое время меня воспринимали как телезвезду. Через пару дней после трагедии, когда меня уже показали по телевизору, я зашел в чат нашего класса и вижу, что мой одноклассник написал: «Я смотрел вчера телевизор, и там был наш Саша!» Они удивились, как будто их друг внезапно стал знаменитым. Правда, уже в сентябре почти никто из класса эту тему не поднимал, да и я тоже.

Саша продолжает учиться в школе и планирует стать врачом — так хотят его родители, да и самому подростку эта профессия кажется достойной.

Журналисты

Самое жуткое, что всё это время были журналисты. Где бы мы ни были, всё время они. Едем в автобусе в кадетский корпус, проезжает мимо машина, фоткает нас. Входим в кадетский корпус – толпа журналистов. Вылезаю из лодки МЧС, тут ко мне подходит журналист и спрашивает: «Ты знаешь, что произошло на канойке? Ты знаешь, что дети погибли, твои друзья погибли?» Я-то знаю. У меня и так шок, и мне такое говорят. В любом случае, ты надеешься на лучшее, надеешься, что это не твои друзья, что все это ошибка, что данные еще не подтвердятся.

В лагере я примерно раз в три дня звонил домой. Перед походом у нас буквально за 2-3 дня ограбили корпус, и некоторые остались без связи – без телефонов. Родителям разослали памятку: «Ваши дети будут в походе». Некоторые дети звонили родителям, просили медсестру оставить их в лагере. Если ребенок хотел, мог остаться или с другим отрядом или в лазарете.

Родители обо всем узнали только из новостей. Большинство детей были без телефонов, кто-то оставил в лагере, кто-то засунул в сумку и не мог туда залезть, а у кого-то они разрядились. У меня был переносной аккумулятор, я его отдал вожатому – инструктору Вадиму, – чтобы он держал связь с лагерем, для него это было важнее. А свой телефон просто включал в момент связи и выключал. Я позвонил домой, попросил папе ничего не говорить, чтобы не пугать. А потом из новостей родители уже узнали о гибели детей. И сестра моя тоже услышала эту новость – а у меня телефон выключен. Мы с ней говорили, но непонятно же, когда произошла катастрофа. Папа четыре часа не мог со мной связаться. У меня телефон выключен, чтобы батарейка не разрядилась, и связи со мной нет. Сестра едет на дачу, тоже у нее истерика – восемь остановок проплакала. Потом их вызвали встречать «детей» из лагеря ночью – но это были не мы, а груз-200, как я понимаю. Очень было страшно.

***

Я хочу, чтобы люди знали правду. Потому что мне очень стало обидно, когда вожатых обливали грязью, что они думали о собственной жизни, что они виноваты в том, что дети погибли. Когда вместо Юли Король показали другую девочку. Поэтому я и даю интервью журналистам. Сейчас мы все общаемся, у нас есть общий чат, с вожатой Людой я поддерживаю связь.

Виктория Балакирева: «Миллион на дочь»

Рассказала Наталья Степанова и о судьбе семьи утонувшего 12-летнего Арсения. Его мама Виктория посвятила себя заботам о младшей дочери Ангелине. Девочка родилась с ДЦП, после чего отец оставил семью. Полученную от государства компенсацию Виктория потратила на реабилитацию девочки.

— Она чиновник, с начальством получилось договориться о 4-часовом рабочем дне. Миллион рублей, выплаченный государством за гибель Сени, Вика потратила на здоровье дочки — на занятия в бассейне, иппотерапию, консультации логопеда, также приглашает домой массажиста, возит дочь в лечебные пансионаты, на море… За этот год Ангелине стало гораздо лучше: врачи отмечают, что девочка значительно приблизилась в развитии к здоровым детям, — рассказывает Наталья Степанова.

Игорь Заслонов: «У моего ребенка не было шансов»

Отец 11-летнего Всеволода Заслонова Игорь рассказал прессе, что его сын не был готов к таким экстремальным условиям, в которых находились дети в лагере.

Игорь Заслонов, отец погибшего ребенка:

— У моего ребенка даже физически было намного меньше шансов, чем у остальных ребят, ведь ему даже не исполнилось 12 лет. Он не был готов к таким суровым условиям. Я изначально был против того, чтобы жена отправляла Севу в этот лагерь, но она меня не слушала и делала все по-своему, запрещая мне общаться с сыном.

Сева — тот самый мальчик, который смог дозвониться до фельдшера Суоярвской ЦРБ Ирины Щербаковой. Поэтому его отец участвовал в судебном процессе по ее делу и оказался одним из немногих, кто просил не наказывать медика. С точки зрения Игоря, следствие велось со множественными нарушениями, и было направлено на то, чтобы возложить на фельдшера всю ответственность за работу системы 112.

Игорь Заслонов, отец погибшего ребенка:

— Из материалов уголовного дела видно, что Щербакова работала в Суоярвской центральной районной больнице фельдшером скорой помощи и по совместительству выполняла обязанности фельдшера на приеме телефонных звонков. В ее должностные обязанности не входил прием телефонных звонков «Системы 112». Никакой специальной подготовки как оператор «Системы 112» Щербакова не проходила. В указанной связи считаю, что халатности в действиях Щербаковой не было.

По информации СМИ, остальные родители не разделили позицию Игоря. Среди них и его бывшая жена Ольга, мать Севы. Супруги действительно много лет в разводе, и отношения между ними не самые безоблачные. Ольга рассказала журналистам, что бывший муж Игорь подал заявление о получении наследства сына — доли в квартире. Жилплощадь Ольга приобрела по социальной ипотеке на свои деньги через несколько лет после развода с супругом. По условиям кредита, она была обязана наделить долевыми правами собственности детей — Севу и младшего Костю.

— Игорь пропал и полгода не интересовался жизнью второго сына — Кости. Появился, лишь когда в силу вступили права наследования, — говорит юрист Наталья Степанова, представляющая интересы семьи.

Канойки

Я дал трубку Вадиму Виноградову, он сказал сестре Алене, что «у нас другие данные и все дети в лагере и все они доплыли спокойно». Пока нас эвакуировали, я думал, что лучше детям пока ничего не говорить, чтобы ни панику не разводили, плакать не начали, волноваться. Только вожатой Регине все рассказал.

На турбазе мы уже всё узнали. В кадетском корпусе мы увидели детей с каноек. Когда я увидел ребят, первое, что говорили: «Саша, я живой. Саша, я живая».

Юлю Король я увидел первой, потом Стаса, Алину Яблочкову. Они все были с мертвыми лицами. Я впервые видел такое лицо… Нет, второй раз. Когда у нас умерла бабушка, а моя сестра увидела это, она тоже была с таким вот мертвым лицом.

Все тут же пошли по комнатам, плакать начали. Товарищи погибли… В каждой комнате сидели психологи, нас выслушивали. Они честно нам сказали, что были найдены трупы – все 14 трупов. 26 числа нашли последний труп.

Мальчик Женя с одной из каноек действительно позвонил и сказал, что так и так, попали в шторм. Ему было сказано: «Мальчик, не балуйся». Это видел Дима Король, который тоже там был на канойке. После этого ребята друг с другом попрощались. Уже пошли огромные волны. Дима Король сказал Артёму Некрасову: «Прости меня за всё. Прощай. Ты был хорошим человеком». Дети уже реально были готовы к смерти. Даже те, кто выжил – это как всё равно, что тебя повесят, а верёвка порвется. У тебя уже шок, ты уже готов к смерти… Не дай Бог кому-нибудь еще такое пережить.

Когда я был в кадетском корпусе, мне позвонил папа Димы Воробьёва и спросил: «Можно поговорить с Димой? Что с Димой?» – а мальчик погиб, и меня начало трясти. Говорю отцу Димы: «А Дима погиб». Я слышу истерику на заднем фоне. У папы голос уже такой… Не описать словами… Первую ночь я не мог спать.

Что произошло?

18 июня 2016 года во многих районах республики был сильнейший шторм, о котором предупреждали в МЧС. Но это не помешало руководству лагеря принять решение отправить 47 детей в поход на рафтах и каноэ. Одна группа детей сумела добраться до начала шторма до острова, переночевать там в жутком холоде и дождаться помощи спасателей. А вторая группа, к сожалению, попала в шторм.  Дети и вожатые выпали в холодную воду. Кого-то спасти удалось, а кто-то замерз в ледяной воде и погиб, так и не добравшись до берега. Инструкторам — студентам педколледжа, которые находились в лодках,  было от 17 до 19 лет. А детям — воспитанникам лагеря  — от 14 до 16 лет. В тот день погибло 14 детей, и если бы не 14-летняя школьница Юлия Король, которая вынесла из воды на себе несколько человек, добралась до ближайшего поселка и попросила помощи у местных жителей, то жертв было бы намного больше.

— Это был уже второй день нашего похода, и первый день мы проплыли нормально. А второй день вроде бы была жаркая хорошая погода, а потом ухудшилась сильно. Волны, ветер. У всех были спасательные жилеты, но, видимо, когда мы уже опрокинулись, все начали замечать пустые жилеты, — рассказала девочка Наташа, которая тоже оказалась в том злополучном походе.

Стихия бесстрашия

В плотном ритме («Юля встаёт в 6.30: школа, дополнительные английский и русский, бассейн; она староста класса, хочет стать президентом школы и сдать нормы ГТО»), среди назойливого внимания доброхотов и обывателей, в старой квартире с большим количест­вом новой бытовой техники, которой одарила Юлю страна, так легко затеряться смыслу — как свету, который скрылся за штормовыми тучами над Сям­озером. Но не такова Юля Король. Она словно живёт за двоих — за себя и за свою парализованную маму. И если после школы Юля примет предложение МЧС и поступит к ним на диспетчера (как мечтает бабушка, у которой забота одна — поднять внуков), то верится, что Король и дальше будет освещать тёмное царство. Быть не героем по призванию, но человеком — по праву рождения. 

Прикованная к кровати

Мы встречаемся с Юлей в Москве. На «Планерной». Ей 15 лет. Юля и её бабушка заваривают чай и рассказывают о своей жизни так, как будто всё случившееся — простые, будничные вещи. А я вдруг понимаю, откуда у этой маленькой девочки столько мужества и решительности.

У Юли есть брат-двойняшка Дима. И бабушка Галина Петровна — с 6 лет она воспитывает детей одна. «Нет, только не подумайте чего, у неё есть мама!» Мама и правда есть — она лежит на кухне, прикованная к кровати. Ей всего 47 лет. Вот только 7 из них она не столько живёт, сколько существует. Лежит, дышит, ест. Иногда не узнаёт своих детей. 

— Ребята вряд ли помнят, что семья их когда-то была как у всех: папа, мама, мультики, игры. Юля и Дима вот-вот должны были пойти в школу, но тут мою дочь (их маму) разбил инсульт. А потом ещё раз, и ещё, и ещё — на фоне сахарного диабета, стресса и по­стоянных избиений мужа. Он страшно пил. Издевался и над Димой, а вот Юльку не трогал, — рассказывает Галина Петровна, которой недавно исполнилось 70 лет. — Так я осталась с двумя маленькими детьми и дочкой-инвалидом. В обиде ли я на жизнь? Не до обид мне! За пару месяцев до трагедии, случившейся с дочкой, я потеряла младшего сына, он разбился в автокатастрофе. Чтобы как-то прокормить детей, устроила их на пятидневку в сад, а сама стала работать там ночной нянечкой. Родной отец не видел детей уже 7 лет, он ничего не знает про эту трагедию. 

Я ведь даже выиграла суд — он должен платить алименты по 10 тыс. руб. в месяц на каждого ребёнка, но платит только по 1 тыс. руб., и то как придётся. Но больше в суд не пойду, связываться с таким человеком не хочу. 

Бабушка показывает мне дет­ские фотографии двойняшек: «Юля очень бойкая росла. Вот посмотрите на фото: брат ей песни поёт, а она ему кулаки показывает. Я верю, моя девочка с таким характером не пропадёт!»

Школьница-героиня, спасавшая детей на Сямозере, продолжает получать награды
Подробнее

Поход

Перед походом вечером прислали смс-ку от МЧС о штормовом предупреждении. Мы подошли к вожатым, спросили, почему так, почему нас отправляют в поход при штормовом предупреждении. Нам сказали: «Ребята, успокойтесь, мы разберемся на планерке». От Вадима Виноградова (замдиректора лагеря – прим.ред.) я знал, что бывали такие моменты и раньше, когда лодки заносило на острова, все ждали, пока озеро стихнет, а после этого возвращались в лагерь спокойно. Примерно раз в год такое происходило.

Нашим вожатым поставили ультиматум: либо вы плывете, либо мы вам не ставим зачёт о том, что вы прошли практику: «Мы не подпишем документы – вас отчисляют». Вожатыми у нас были практиканты из Петрозаводского института. Они молодые, быстро находят общий язык с детьми. Вожатые за себя испугались. Но и погода была хорошая, ничто не говорило о беде. На следующее утро мы поплыли…

Понимаете, в лагере было больше детей, чем мест, поэтому надо было какой-то отряд забирать в поход и освободить корпус. В прошлом году, как я помню, было не 250 человек, как рассчитан лагерь, а 450. Некоторые отряды сразу отправились в поход – через 2-3 дня после того, как приехали. А вообще по плану должны все отправляться в последнюю неделю – всю смену учиться грести, учить команды, слушать лекции, узлы учиться вязать.

18-го утром мы отправились в поход. Две канойки, один рафт. На рафте были все основные вещи. Погода была вполне хорошая. Никто уже не помнил о штормовом предупреждении. Те, кто хорошо гребёт, были на рафте – там были еда, вода, вещи.

Маршрут был такой: от лагеря до 5-го пляжа, а от 5-го пляжа – на Змеиный остров, от Змеиного острова – на Коровий остров. И после этого – на лагерь. Четыре дня и три ночи и каждый день менять местоположение. Таня Колесова – дочка друзей – в первый день не пошла в поход, осталась в лагере, у нее гидрофобия. Её потом Вадим (замдиректора лагеря) отдельно привез, и он же с нами поплыл. Первую ночь мы пережили вполне отлично. Приплыли, разбили лагерь, поставили палатки, поели, попили, улеглись спать.

Наутро несколько человек проснулись, развели костер, приготовили кашу на почти остывших углях. Спички были у вожатых, вожатые спали, мы сами развели костер. Вадим сказал: «Ребята, на рафт нужны крепкие парни, которые будут грести». Я очень хотел на канойке, потому что канойка – это очень быстро, но в последний момент я решил всё-таки сесть на рафт, чтобы помогать грести. Привезли из лагеря Таню Колесову, мою подругу, дочь друзей. Я Вадиму сказал: «Таня боится воды, она гидрофобка. Посади её, пожалуйста, на рафт». Она сидела на вещах на рафте, а мы в это время гребли. На канойках, в основном, плыли дети маленькие, то есть с маленьким весом, чтобы побыстрей добрались. А на рафте – парни, которые гребли.

Мне реально повезло. Момент, когда нас сажали на рафт и на канойки, у меня сейчас в голове звучит как: «На рафт садятся те, кто будет жить». А ведь я реально очень хотел на канойке поплыть.

Глупо было сделано, что на одной канойке были только дети, на второй – двое вожатых – и Люда, и Валера. Я не знаю, это они так решили, или Вадим Виноградов. Но в основном погибли дети, которые были в той канойке, где были только дети.

Канойки за два часа уже почти добрались до Змеиного острова, в последний момент – когда шторм начался – Вадим позвонил и велел им развернуться. А мы за два часа прошли примерно две третьих пути. Еще как минимум километр, если не два, надо было плыть. Но шторм начался, мы уже не справились с управлением, нас начало относить.

Уголовные дела

В тот день лагерь закрылся, а 160 воспитанников на самолете отправили домой. В лагере начались многочисленные проверки, и одно за другим начали возбуждать уголовные дела. Позже стало известно, что одна из девочек прямо с озера сумела дозвониться до фельдшера скорой помощи Ирины Щербаковой. Но та восприняла звонок как чью-то шутку. Вот телефонограмма разговора:

Голос Щербаковой: «Скорая».

Голос девочки: Алло… давай… алло… нет… (множественные детские голоса на заднем фоне). Мы в Карелии. Спасите нас, пожалуйста. Мы в озере.

Голос Щербаковой: У нас записался ваш разговор, номер телефона. Сейчас отправлю полиции.

Голос девочки: Что? Еще раз… (связь прервалась).

К сожалению, Ирина Щербакова не отправила сообщение в полицию. И стала одной из участниц уголовного дела. 4 апреля 2017 года суд Суоярвского района Карелии признал ее виновной, ей было назначено наказание в виде трех лет лишения свободы с отбыванием в колонии-поселении. Наказание было отсрочено до достижения ее дочерью, которая родилась в 2006 году, 14-летнего возраста. Кроме того, 5 апреля Суоярвский районный суд взыскал с райбольницы в пользу 13 потерпевших по 300 тысяч рублей, в пользу еще одного потерпевшего — 100 тысяч рублей.

Фото ИА Республика

В течение месяца после трагедии были арестованы директор ООО «Парк-отель «Сямозеро» Елена Решетова и ее заместитель, начальник лагеря Вадим Виноградов. Руководителя карельского управления Роспотребнадзора Анатолия Коваленко поместили под домашний арест, но в апреле 2017 освободили под подписку о невыезде, с инструктора лагеря Валерия Круподерщикова так же была взята подписка о невыезде.

13 апреля 2017 года следствие предъявило обвинение в гибели детей инструктору «Парк-отеля «Сямозеро» Павлу Ильину, сейчас парень находится в армии.

5 мая к числу обвиняемых добавился шестой фигурант — заместитель руководителя управления Роспотребнадзора по Карелии Людмила Котович. Сотрудников регионального ведомства обвинили по статье «Халатность», а руководителя и сотрудников лагеря в «Оказании услуг, не отвечающих требованиям безопасности, оставление в опасности».

По версии следствия, Решетова, Виноградов, Круподерщиков и Ильин, зная о штормовом предупреждении в большинстве районов Карелии, не отменили водный поход 17 июня 2016 года и организовали выход 47 несовершеннолетних детей в акваторию озера. При этом одно из плавательных средств имело технические неисправности, а пассажировместимость и грузоподъемность были превышены. Также было установлено, что сотрудники лагеря не обеспечили детей спасательными жилетами подходящего размера. 18 июня 2016 г. в результате шторма два туристических каноэ с 24 детьми и сопровождавшим их Круподерщиковым перевернулись, в результате чего 14 воспитанников лагеря утонули. При этом Решетова, Виноградов и Круподерщиков умышленно не сообщили в экстренные службы о происшествии, не желая негативной реакции общественности, которая могла «подорвать деловую репутацию лагеря и принести убытки».

По мнению следствия, халатность руководителя республиканского Роспотребнадзора и его заместителя заключалась в том, что еще за год до трагедии они были осведомлены о многочисленных нарушениях закона в сфере организации летнего отдыха, допускавшихся руководителем «Парк-отеля «Сямозеро». Однако, несмотря на все нарушения, региональное управление Роспотребнадзора выдало «Парк- отелю» заключение о соответствии заявленному организацией вида деятельности, что дало возможность лагерю продолжить работу.

Жизнь после трагедии

После чудовищной трагедии многим выжившим детям понадобилась психологическая реабилитация. Долго прийти в себя не могла и хрупка девочка Юля Король, которая спасла нескольких детей. Позже ее наградили несколькими медалями. Впоследствии государственные и общественные награды получили другие люди, участвовавшие в спасении детей: Ксения Родионова, Татьяна Кустышева, Николай и Наталья Столяровы, Анна Никитина, Владимир Дорофеев и Андрей Севериков. Многие из них — простые жители деревни. Они помогали сотрудникам МЧС искать детей.

Нелегко пришлось и родителям погибших ребят. Не все смогли пережить смерть детей. Одна мама умерла, другая спилась, а третья попала в психбольницу. А 35-летняя Вера Шестопалова, мама погибшего 13-летнего Гены Шевадрова, выпила 40 сильнодействующих психотропных таблеток. Близкие нашли её в полуобморочном состоянии. Ей в экстренном порядке вызвали бригаду скорой помощи, и женщину доставили в специализированную больницу. С момента смерти сына женщина впала в депрессию и самостоятельно не смогла справиться. Незадолго до отправки Гены на отдых Вера похоронила мужа.

В память о детях, погибших во время шторма, вчера на берегу Сямозера, недалеко от деревни Кудама установили поклонный крест и памятную табличку с 14 детскими именами. Крест освятил настоятель храма святителя Николая в поселке Эссойла отец Сергий.

Шторм

Когда подул сильный ветер, мы сразу все поняли. Мне лично было наплевать, я просто грёб. Нужно грести, я грёб. Я не пугливый, плыл без эмоций. Больше волновался за Таню Колесову, которой в этот момент было страшно, и даже от маленьких волн она жутко пугалась. Я испугался в самый последний момент, когда нас чуть не разбило о скалы, еще чуть-чуть – мы бы об тот остров, на который высадились, разбились бы. Поднялись сильные волны буквально за минут пятнадцать. Сильный ветер подул, тучи – страшно. Кто-то боялся жутко, кто-то, не понимая всего ужаса, смеялся, радовался волнам, двое просто гребли без эмоций.

Вода была градусов 10-15, наверно, не больше. Сильный ветер и высокие волны. Такой силы был ветер, что когда мы перебирались по острову по скалам, чтобы найти более тихое место, кого-то даже с камней сдувало. Слава Богу, все держали равновесие, никто не упал.

Вадим… Если бы не он, то мы бы разбились о скалы. Он взял командование, потому что дети-то все в панике, да и просто непонятно было, что делать. А Вадим чётко знает, он уже профессионал в этом деле. Кричал: «Ребята, гребите, если хотите жить». Как-то успокаивал кого-то, если надо было. Но ведь он знал, что будет шторм. Он мог бы перенести поход хотя бы на один день. Как инструктору я ему говорю «спасибо», но как администратору – я на него очень зол.

Мы высадились, пошли искать тихое место. Остались я, вожатая Регина, Вадим, который с нами плыл как инструктор и еще один парнишка. Они держали рафт, и я вытаскивал все вещи, чтобы рафт освободить. Потом мы начали перетаскивать вещи. Мы с Вадимом рафт немножко оттащили к более тихому месту – там, где волны так не захлестывают. Привязали к дереву. На тот момент, когда уже все немножко отогрелись, костер развели, кто-то снял мокрые вещи с себя, всё наладилось у нас. И вот тогда перевернулись канойки. У нас всё спокойно стало, а у них всё только началось.

Мы переночевали на острове. Промокшие палатки уже высохли. Было очень много мокрых спальников. Мы как-то расположились, нормально пережили первую ночь. Был сильный ветер, из еды у нас на острове было буквально, чтобы не сойти с ума от голода – бутерброд с огурцом.

На следующий день на острове мы увидели МЧС, они объяснили план нашей эвакуации. Мы уплыли. В этот момент я позвонил сестре Алене на последних десяти процентах зарядки телефона, и первое, что я услышал: «Саша, ты живой?!» – в этот момент я уже сильно перепугался. Она мне рассказала, что произошло с канойками, но была слабая надежда, что это не наши.