Бунт во время чумы

Убийство губернатора

В конце мая власти еще на две недели продлили карантинное
закрытие. А более тысячи жителей Корабельной слободы — самой бедной части
города — решили просто выгнать из города, а их дома сжечь. Эта новость послужила
сигналом к бунту.

Доведенные до отчаяния севастопольцы уже были готовы к
вооруженному восстанию. Под руководством отставных военных сформировали боевые
дружины. 

Солдаты и офицеры введенных в город воинских частей сочувствовали севастопольцам. Против восставших бросили два батальона пехоты под командованием полковника Воробьева. Но они отказались стрелять в людей.

3 июня к горожанам присоединились флотские экипажи. Многотысячная толпа подошла к особняку
губернатора. Охрана был смята. Столыпина вытащили на улицу и забили камнями и
палками.

На следующий день комендант города генерал Андрей Турчанинов
под давлением восставших издал приказ о прекращении карантина. «Объявляю всем
жителям города Севастополя, что внутренняя карантинная линия в городе снята,
жители имеют беспрепятственное сообщение между собой, в церквах богослужение
дозволяется производить, и цепь вокруг города от нынешнего учреждения
перенесена далее на две версты», — гласил документ.

Но силы были неравны. К городу стянули силы 12-й пехотной
дивизии генерала Тимофеева. 7 июня они вошли в Севастополь. Начались массовые аресты.

Внезапная болезнь

В СССР новейшую противочумную вакцину привёз её изобретатель французский медик Жорж Жирар. Партию препарата получил Государственный институт микробиологии и эпидемиологии в Саратове. Там трое ведущих сотрудников стали добровольцами, испытав вакцину на себе. Результат оказался успешным. Среди экспериментаторов был и Абрам Львович Берлин.

Вскоре после завершения эксперимента Абрам Берлин получил вызов из Москвы на заседание коллегии Наркомздрава – как раз для доклада о результатах опыта. Врачу забронировали номер в гостинице «Националь» в самом центре Москвы. Здесь командированный старательно подготовился к заседанию, в том числе побрился у гостиничного парикмахера, после чего сделал доклад в Наркомате, пообедал в ресторане с коллегами и вернулся в номер. Здесь он почувствовал себя очень плохо, и к нему был вызван уже знакомый нам доктор Россельс, который и отправил его с ошибочным диагнозом на госпитализацию.

Берлина поместили в клинику 1-го Московского медицинского института у Петровских Ворот. Здесь дежурный врач, ассистент кафедры терапии Симон Горелик, сразу понял, что у больного – лёгочная чума. Горелик происходил из известной семьи, учился до революции в Сорбонне и, вероятно, из-за своего «буржуазного» происхождения был в 54 года всего лишь ассистентом в клинике.

Какие меры предпринимала власть, чтобы локализировать распространение чумы

Генерал-поручик Пётр Еропкин./Фото: pbs.twimg.com

Московский губернатор Пётр Салтыков распорядился проводить все известные на то время дезинфекционные мероприятия: окуривать помещения можжевеловым дымом, сжигать вещи умерших, обрабатывать уксусом деньги и предметы обихода. Однако действенных результатов это не принесло, и в марте 1771 года распоряжением императрицы все полномочия по борьбе с чумой были переданы генерал-поручику Петру Еропкину.

Но самый значимый вклад в ликвидацию эпидемии внёс опальный к тому моменту фаворит Екатерины II граф Григорий Орлов, получивший от императрицы неограниченные полномочия.

Кроме осуществления традиционных обеззараживающих мер, по его инициативе в столице начали действовать санитарные отряды, обеспечивающие эвакуацию больных и захоронение умерших в специально отведённых местах. Гвардейцы Орлова пресекали мародёрство и торговлю пожитками умерших, не допускали значительных скоплений людей. Улицы очищались от умерших людей, их имущество и дома сжигались. Осиротевших детей направляли в особый приют.

Генеральный сухопутный госпиталь./Фото: pbs.twimg.com

На окраинах и за чертой города были основаны специальные карантинные больницы. Врачам положили двойное жалованье. Добровольно обратившимся за помощью при выписке выдавалось солидное денежное и вещевое пособие. Гражданам, скрывавшим больных, грозила вечная каторга, а вот донёсшие на таковых материально поощрялись. Закрылись все фабрики, гостиные дворы и торговые ряды регулярно окуривались можжевельником

Особое внимание уделялось состоянию богаделен и их обитателей. Всего на мероприятия по локализации чумы из казны было выделено 400 тысяч рублей

Примечания

1. ↑ , с. 738.
2. , с. 259.
3. , с. 660.
4. ↑ , с. 45.
5. , с. 197.
6. , с. 101-104.
7. , с. 118-120.
8. , с. 198.
9. ↑
10. , с. 40.
11. ↑ , с. 27.
12. , с. 98.
13. , с. 198-199.
14. , с. 46.
15. , с. 116.
16. ↑ , с. 41.
17. ↑ Vinogradskaya. . VOYNABLOG.ru (13 августа 2014). Дата обращения: 16 сентября 2017.
18. ↑ , с. 403.
19. , с. 245.
20. , с. 185-188.
21. ↑ , с. 47.
22. , с. 39.
23. , с. 43.
24. ↑ . Екатерина II Великая. Дата обращения: 16 сентября 2017.
25. , с. 199.
26. , с. 40-45.
27. , с. 29.
28. ↑ Надежда Чекасина. . журнал Дилетант (9 апреля 2017). Дата обращения: 16 сентября 2017.
29. , с. 34-36.
30. , с. 48.
31. ↑ , с. 903.
32. , с. 42.
33. ↑ . Моспрогулка. Дата обращения: 16 сентября 2017.
34. , с. 365.
35. , с. 432.
36. Полушкин Л. П. . Unotices. Дата обращения: 16 сентября 2017.
37. ↑ , с. 30.
38. , с. 262.
39. , с. 257.
40. , с. 31.
41. , с. 50.
42. . Москва 24 (8 апреля 2016). Дата обращения: 16 сентября 2017.
43. , с. 49.
44. ↑ , с. 196.
45. , с. 143-144.
46. , с. 264.
47. , с. 52—59.
48. , с. 295.
49. , с. 58.
50. , с. 362-363.
51. , с. 197.
52. Евгения Салиас де Турнемир. . Google Books. Дата обращения: 16 сентября 2017.
53. . NET FILM. Дата обращения: 16 сентября 2017.
54. Далия Трускиновская. . e-reading.club. Дата обращения: 16 сентября 2017.

Кажущаяся победа над чумой

Несколькими днями ранее Михаил Россельс поставил диагноз «крупозная пневмония» приехавшему в Москву и внезапно заболевшему здесь врачу-микробиологу из Саратова Абраму Берлину. После своего внезапного задержания Россельс узнал, что своим ошибочным диагнозом увеличил риск распространения по Москве страшной болезни – лёгочной чумы.

Лёгочная форма чумы вызывается тем же микробом, что и бубонная чума. Различие – в путях заражения и в течении болезни. Для заражения бубонной чумой нужен укус инфицированного насекомого. Лёгочная чума возникает, если возбудитель болезни каким-то образом попал в лёгкие. И если при эпидемиях бубонной чумы бывали выжившие (примерно 5% от заболевших), то для лёгочной чумы характерна абсолютная смертность.

Главная опасность данной болезни заключается в том, что её течение стремительно – двух, от силы трёх, дней хватает для летального исхода, если вовремя не начать лечение. Но в том-то и дело, что в первые один-два дня симптоматику лёгочной чумы очень трудно отличить от других инфекционных высокотемпературных заболеваний, сопровождающихся пневмонией.

К началу ХХ века в Европе уже несколько столетий не наблюдалось вспышек лёгочной формы чумы. За пределами Европы эта болезнь последний раз свирепствовала в 1910-1911 гг. в Китае, где её жертвами стали от 60 до 100 тысяч человек.

«Никто не мог перевоспитать народ, вдруг вселить в него привычку к общему делу»

Ситуация усугублялась с каждым месяцем. В переписке Екатерины с чиновниками постоянный лейтмотив: «карантинов все боятся». Тела убирать некому, неразбежавшиеся арестанты не справлялись, стали привлекать фабричных, так как фабрики все равно стояли. За работу им платили по 6 копеек в день.Власти понимали, что сил и рук не хватает ни для лечения, ни для ликвидации последствий — и обратились к обществу, решив «склонять» жителей Москвы устраивать лазареты за свой счет. Общество откликнулось — сначала московские купцы, потом община старообрядцев (то есть, в общем-то, те же купцы) стали давать деньги на устройство больниц.

И, конечно, как бывает всегда в тяжелые периоды, страх вырвался наружу — и принялись искать виноватых. И виноватыми оказались как раз те, кто пытался сделать что-то разумное и помочь людям.Сначала народный гнев обратился на докторов. Когда Шафонский, ежедневно рисковавший жизнью и мужественно боровшийся с эпидемией, осматривал в Лефортове тяжелобольных, там собралась толпа, вопившая, что доктора дают в госпиталях больным и здоровым (!) порошки с мышьяком и травят их, а потом еще и заражают жителей окрестных районов. Осмотреть больных ему не дали.

Докторам мало кто верил. Конечно, медицина была на достаточно низком уровне, можно вспомнить о том же колокольном звоне и пушечных выстрелах как средствах борьбы с миазмами. К тому же среди докторов было много иностранцев, которые вообще казались москвичам какими-то непонятными созданиями. Огромная смертность, естественно, тоже не увеличивала доверия к медикам.

Еще одна характерная черта — растерянность властей. Когда разнеслось известие о том, что в доме у генерала Еропкина кто-то заболел, несколько его подчиненных отказались дальше с ним работать. А граф Салтыков вообще снова вспомнил о своем преклонном возрасте (ему было 73 года) и уехал из Москвы в свое имение.

И как происходит при всех эпидемиях с древнейших времен и до наших дней, находятся люди, считающие их божьим наказанием. Вдруг объявился некий фабричный (потом говорили, что его подговорил какой-то священник, но доказательств нет), заявивший, что ему во сне явилась Богородица с иконы, выставленной на стене у Варварских ворот. Она сказала: «Так как 30 лет уже у ее образа никто не только не отпел молебна, но и свечи не поставил, то за это Христос хотел наслать на Москву каменный дождь, но она упросила заменить каменный дождь трехмесячным мором».

В городе, уже почти год страдавшем от чумы, взбудораженные и испуганные люди, каждый день видевшие трупы на улицах, телеги, на которые складывали тела, дым от костров, где сжигали покойников и заразные вещи, слышали беспрерывный колокольный звон, — естественно, ухватились за соломинку, решив, что необходимо умолить Богородицу о прощении.На Варварке стали собираться толпы, происходили бесконечные молебны, люди жертвовали деньги. К иконе, выставленной на стене, была подставлена лестница, и люди прикладывались, не подозревая о том, как передается зараза. Народу было так много, что невозможно было проходить через ворота.

На Варварке собирались толпы, люди массово прикладывались к иконе, не подозревая, как передается зараза

В ситуацию решил вмешаться московский архиепископ Амвросий. Образованный человек, происходивший из молдавской дворянской семьи, он был возмущен сообщениями о толпах, собиравшихся на Варварке. Амвросий был архиепископом Московским всего несколько лет, но уже успел настроить против себя жителей города.Он был известен своим суровым характером и постоянно пытался наводить порядок среди духовенства самыми резкими мерами. Он боролся со взятками и нарушением дисциплины, заковывая ослушников в цепи, не разрешал молодым семинаристам жениться до окончания курса и с огромной энергией боролся с «крестцовыми попами» — священниками, не имевшими собственного прихода и нанимавшимися для совершения служб или таинств к тем, кто был готов им заплатить.

Многочасовая очередь к мощам Иоанна Крестителя в Петербурге в разгар пандемии коронавируса, наши дни

Амвросий с возмущением писал, что «в Москве праздных священников и прочего духовного причта людей премногое число шатается, которые к крайнему соблазну, стоя на Спасском крестце для найму к служению по церквам, великие делают безобразия, производят между собою торг и при убавке друг перед другом цены вместо надлежащего священнику благоговения произносят с великою враждою сквернословную брань, иногда же делают и драку. А после служения, не имея собственного дому и пристанища, остальное время или по казенным питейным домам и харчевням провождают, или же, напившись допьяна, по улицам безобразно скитаются».

И вот что интересно: никому в толпе, собиравшейся у иконы Богородицы, насколько нам известно, не пришло в голову, что если уж кто-то мог прогневать высшие силы, то вот такие «крестцовые попы», стоявшие на перекрестке в ожидании клиентов с калачами в руках, кричавшие, если им обещали мало денег: «Не торгуйся, а то сейчас закушу» — потому что если он откусит кусок калача, то уже не сможет провести службу. Никто не думал, что пьяные и сквернословящие священники чем-то плохи — во всяком случае, никакие источники об этом не упоминают. Может быть, это просто воспринималось как нечто само собой разумеющееся. А вот строгость архиепископа Амвросия всех раздражала.

Увы, архиепископ не придумал ничего более умного, как запечатать и унести кассу с пожертвованиями, выставленную рядом с иконой. У него было вполне рациональное объяснение: во-первых, он считал, что фабричные могут украсть деньги, а во-вторых, не верил в явление Богоматери и думал, что все это придумано местными попами, получавшими доход от беспрерывных молебнов. В результате к иконе было отправлено несколько солдат, которые запечатали ящик с пожертвованиями и попытались его унести.

И вот тут весь гнев, все раздражение, весь ужас и страх вылились в ярость, направленную на архиепископа. В толпе кричали, что Амвросий ни разу не совершил службу перед образом, а услышав, что в ящике много денег, решил их прибрать к рукам.У ворот собралось несколько тысяч человек, у многих из которых в руках были дубины. Толпа кинулась в Кремль, в надежде найти Амвросия в Чудовом монастыре. Архиепископ успел уехать, и москвичи сначала ограничились тем, что разграбили монастырь, разломав и испортив там все что можно. О том, как на это должна реагировать Богородица, уже никто не думал. К тому же в Чудовом был обнаружен — и, естественно, тоже разграблен — винный погреб.

Амвросий между тем скрывался в Донском монастыре. Если бы из Москвы можно было свободно выехать, то он, может быть, и спасся бы, но ему пришлось ждать письменного разрешения генерала Еропкина, а тем временем пьяная и злая толпа явилась сюда. Амвросий был уже переодет и готов сесть в карету. Увидев, что толпа ломает ворота, он причастился, а затем попытался спрятаться за иконостасом, но его нашли. Он вел себя достойно и попытался успокоить собравшихся. Люди уже начали прислушиваться к его словам, как вдруг появился прибежавший из кабака дворовый человек Василий Андреев, который нанес несчастному первый удар дубиной. Одного варварского поступка было достаточно, чтобы толпа обезумела — Амвросия били восемью дубинами два часа, превратив его просто в кусок мяса.

Людей заперли в домах

Во второй половине 1829 года на Павловском мысу организовали
тот самый чумной барак, а точнее — особо изолированную зону. Туда свозили всех с
подозрением на заболевание. Людей бросали и они, часто целыми семьями, умирали практически
без медицинской помощи.

В декабре 1829 года в Севастополь прибыла врачебная комиссия.
Она установила, что чумы в городе нет, а массовая заболеваемость и смертность вызваны
ужасными условиями жизни простых севастопольцев. Чиновников эта заключение не
устроило. И другая, менее принципиальная комиссия пришла к выводу, что чумная
эпидемия все же есть и что нужно еще сильнее ужесточить карантин.

В феврале 1830 года Севастополь на 21 день полностью
отрезали от окружающего мира. В марте ввели так называемое всеобщее оцепление. Севастопольцам
запретили выходить из домов. Город превратился в одну сплошную тюрьму.

Причем, эти запреты касались только простых людей. Чиновники
и офицеры со специальными знаками беспрепятственно передвигались, устраивали
приемы и балы. Вот тогда-то люди и заговорили, что их сознательно морят голодом и болезнями.

Архиепископа Амвросия били восемью дубинами два часа, превратив в кусок мяса

Следующие два дня бунтовщики просто метались по городу, в них стреляли, они разбегались, потом собирались снова, ломились в кремлевские ворота. Требовали они удивительных вещей: отпустить тех, кого арестовали в первый день бунта,открыть бани, закрытые ради борьбы с заразой, отменить карантин и разогнать всех врачей. Вот уж поистине русский бунт «бессмысленный и беспощадный». Впрочем, когда на Красную площадь вывели полк солдат и обер-полицеймейстер сказал: «Советую вам расходиться по домам, в противном случае все побиты будете», бунтовщики разошлись и город успокоился.

Чумной бунт 1771 года, Эрнест Лисснер

Но по-настоящему порядок в городе навел присланный сюда Екатериной ее фаворит Григорий Орлов, который принял самые решительные меры. Он сумел обеспечить город продуктами, организовать вывоз тел (для этого понадобилось всего лишь надбавить тем, кто этим занимался, еще по две копейки, и дела пошли намного лучше), очистить город ирешить судьбу многочисленных сирот. Около двухсот бунтовщиков били кнутом и отправили на каторгу.Из тех, кого признали зачинщиками бунта и убийства Амвросия, четверых человек, выбранных по жребию (!), повесили.

Арестантам обещали свободу за то, что они будут собирать трупы. Большинство из них просто разбежалось

Императрица хотела, чтобы продукты в Москву не везли, и приказала останавливать телеги, не доезжая тридцати верст до города, чтобы москвичи приходили туда и покупали все, что им нужно. Вот только крестьяне совершенно не хотели ничего везти ни в зачумленный город, ни в его окрестности — продовольствие стало кончаться.

Увы, приходится согласиться с великим историком Сергеем Михайловичем Соловьевым, с горечью написавшим: «Еропкин действовал неутомимо, сделал все, что мог, учредив крепкий, по-видимому, надзор за тем, чтоб каждый заболевший немедленно препровождался в больницу, или так называемый карантин, вещи, принадлежавшие чумным, истреблялись немедленно, но ни Еропкин, никто другой не мог перевоспитать народ, вдруг вселить в него привычку к общему делу, способность помогать правительственным распоряжениям, без чего последние не могут иметь успех, с другой стороны, ни Еропкин, никто другой не мог вдруг создать людей для исполнения правительственных распоряжений и надзора за этим исполнением — людей, способных и честных, которые не позволяли себе злоупотреблений».

Вспышка

Российские войска в Фокшанах , Молдова, обнаружили первые признаки чумы в январе 1770 года; болезнь, присущая этой местности, была передана через военнопленных и трофеев. Новость была преувеличена и преувеличена противниками России, и Екатерина написала обнадеживающее письмо Вольтеру , утверждая, что «весной убитые чумой воскреснут для сражений». Командующий генерал Кристофер фон Стоффельн заставил армейских врачей скрыть вспышку, что не было обнародовано до тех пор, пока Густав Орреус , российско-финский хирург, подчиняющийся непосредственно фельдмаршалу Петру Румянцеву , не изучил ситуацию, определил, что это чума, и ввел карантин в войсках. Однако Стоффельн отказался эвакуировать зараженные города и сам стал жертвой чумы в мае 1770 года. Из 1500 пациентов, зарегистрированных в его войсках в мае – августе 1770 года, выжили только 300.

Медицинских карантинных пунктов, установленных Петром I и расширенных Екатериной II, было достаточно для предотвращения проникновения чумы внутрь страны в мирное время, но они оказались неадекватными во время войны

Система рассматривала все эпидемии как внешние угрозы, уделяя особое внимание пограничному контролю и уделяя меньше внимания внутренним мерам. Эпидемия заблокировала логистику армии Румянцева, и, поскольку государство пыталось перебросить больше резервов и припасов на театр военных действий, карантинный контроль в мирное время пришлось отменить

Чума охватила Польшу и Украину ; к августу 1770 г. он достиг Брянска . Екатерина отказалась признавать чуму публично, хотя четко осознавала характер и масштабы угрозы, о чем свидетельствуют ее письма губернатору Москвы Петру Салтыкову .

Чума

Портрет Петра Еропкина, XVIII век

Первые заражения

В Россию эпидемия чумы проникла через территории нынешних Молдавии и Украины с турецкого фронта во время войны c Османской империей. Чума распространилась до Москвы вместе с вернувшимися солдатами, а также через товары и добычу. Поскольку в Москву ввозили различные товары, которые доставлялись из других стран и могли быть переносчиками чумы, вокруг города установили карантины и заставы.

По одной из версий, источником заражения стали шерсть и шёлк, ввозимые на московские мануфактуры торговцами с Османской территории. В ноябре 1770 года в Московском генеральном госпитале (ныне Главный военный клинический госпиталь имени Н. Н. Бурденко) Лефортовской слободы умер привезённый из армии офицер, а затем лечивший его лекарь-прозектор. Впоследствии от чумы скончались 22 из 27 человек, находившихся в госпитале. Старший медик и генеральный штаб-доктор Афанасий Шафонский первым диагностировал «моровую язву» и сообщил об этом властям. Став одним из ведущих медиков, принимающих участие в борьбе с эпидемией, Шафонский опубликовал фундаментальный труд «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 г.». Активно боролись с чумой также первый российский доктор медицины Густав Орреус, изобретатель окуривательного дезинфекционного порошка Касьян Ягельский, профессора медицинского факультета Императорского Московского университета Семён Зыбелин, Пётр Вениаминов и Пётр Погорецкий.

Вторым крупным очагом распространения болезни стал Большой суконный двор в Замоскворечье. С 1 марта по 9 марта 1771 года на фабрике умерло 130 человек. После этого предприятие закрыли, а рабочих перевели за город.

Изначально правительство уверяло жителей, что болезнь не так уж опасна — не чума, а «заразительная горячка», но после второй вспышки заражения московский главнокомандующий Пётр Салтыков сообщил императрице Екатерине II о появлении в Москве «опасной болезни». Превентивные меры были приняты слишком поздно, а устройство карантинов и изоляторов не было действенным из-за недоверия населения к больницам и докторам, которые к тому же были по большей части иностранцами. В народе считали, что никто из попавших в карантин не выходит живым.

Эпидемия

Чума поражала прежде всего городскую бедноту, рабочих фабрик и мануфактур, живших плотно и в антисанитарных условиях. Обстановка в Москве середины XVIII века также способствовала распространению смертельной болезни: мусор и отходы не вывозились, а выбрасывались на улицы и сливались в ручьи и реки. Пик эпидемии пришёлся на период с июля по ноябрь 1771 года. Ежедневно умирало более тысячи человек. Трупы умерших выбрасывались на улицу или тайно зарывались в садах, огородах и подвалах.

Московское начальство не выходило из своих домов или уезжало из Москвы. В разгар эпидемии из города уехали главнокомандующий Пётр Салтыков, московский гражданский губернатор Иван Юшков и обер-полицмейстер Николай Бахметев. После отъезда должностных лиц руководство городом перешло к генерал-поручику Петру Еропкину. Главной его задачей было сдерживание эпидемии, чтобы чума «не могла и в самый город С.-Петербург вкрасться». Для этого Еропкину было предписано никого не пропускать в Москву и не выпускать оттуда.

По указанию Екатерины II в 1772 году была сформирована комиссия для изучения причин распространения чумы в Москве, а также в целях разработки мер борьбы с ней. Среди предписаний была принудительная изоляция людей, больных чумой и имеющих схожие симптомы. В карантинах они содержались от 20 до 40 дней, однако без особого надзора и питания. Вещи умерших от чумы должны были сжигаться. Эту работу поручили «мортусам» — арестантам, одетым в вощаные (навощённые) балахоны с дырами для глаз и рта. Убирая умерших с улиц и забирая покойников из домов, они подцепляли трупы специальными крюками.

В Москве царила паника. Иоганн Якоб Лерхе, один из врачей, боровшихся с эпидемией, писал: «Невозможно описать ужасное состояние, в котором находилась Москва. Каждый день на улицах можно было видеть больных и мёртвых, которых вывозили. Многие трупы лежали на улицах: люди либо падали мёртвыми, либо трупы выбрасывали из домов. У полиции не хватало ни людей, ни транспорта для вывоза больных и умерших, так что нередко трупы по 3-4 дня лежали в домах». Среди населения, страдавшего от чумы, голода, безработицы и произвола властей, появились призывы к выступлению и мятежу.

Чумное поветрие

В 1828 году на юге России действительно были отмечены случаи
заражения чумой. Россия тогда вела очередную войну с Турцией. И войска несли
потери не только от пуль и штыков, но и от жуткой заразы. Болезнь достигла
Одессы, но там благодаря жестким мерам ее удалось подавить.

В Севастополе чумы не было. Но он, как главная база Черноморского
флота, имел особое значение, тем более в условиях войны. Поэтому особые карантинные
меры, введенные в нем для профилактики, люди приняли с пониманием.

В мае 1828 года вокруг города установили карантинное
оцепление. Все движение осуществлялось через специальные пропускные пункты. Летом
меры ужесточили: каждый приезжий должен был содержаться две недели на карантине,
все подозрительные больные изолировались.

Крестьяне вынуждены были отказаться от снабжения севастопольцев
продуктами. Продовольственное снабжение сделали централизованным, чем
немедленно воспользовались вороватые чиновники. Они закупали товары у своих поставщиков
за взятки. И часто это была гнилая мука и червивые сухари.

Фото: Иван Айвозовский — «Русская эскадра на рейде Севастополя»

В Севастополе возник дефицит продовольствия. Подскочили цены.
Больше всего страдали беднейшие районы. На фоне разрастающегося голода в
изолированном городе резко ухудшилась гигиеническая ситуация. Люди болели все
чаще. Росла смертность.